Назад

В. Дж. Томас
Пер. с англ. — Н. Ю. Чехонадская

Леди Озера

Высоко, в лощине в Чёрных горах на юге Уэльса лежит одинокая полоска воды, именуемая Ллин-и-Ван-Вах.

В старые времена на ферме неподалёку от озера жила вдова с единственным сыном, которого звали Гвин. Когда сын вырос, мать стала часто посылать его присматривать за пасущимся скотом. Самый вкусный корм можно было найти у берега озера, и всегда, ежели всем этим коровам с добрыми глазами позволяли делать, что они хотят, они приходили именно сюда. Однажды Гвин бродил по бережку пруда, глядя, как коровы пощипывают невысокую траву, и очень удивился, когда увидел леди, стоявшую в чистой спокойной воде на некотором расстоянии от земли.

Она была самым прекрасным существом, которое он когда-либо видел, и она расчёсывала свои длинные волосы золотым гребнем, а гладкая поверхность озера была ей зеркалом.

Он стоял на краю воды, не отводя взгляда от девы, и тут же понял, что полюбил её. Так, глядя на неё, он, не задумавшись, протянул ей ячменный хлеб и сыр, которые его матушка дала ему перед тем, как он вышел из дома. Леди постепенно и незаметно подплыла к нему, но покачала головой (он всё ещё протягивал руку) и со словами: Крас ди вара, нид хаут ви нала! — то есть «С черствым караваем — меня не поймаешь!» нырнула в воду и исчезла из виду.

Гвин пошёл домой и рассказал своей матери о явившемся ему прекрасном видении. Поразмыслив о странных словах, сказанных таинственной леди перед тем, как она нырнула и исчезла, они пришли к заключению, что, наверное, существует какое-то заклятие, связанное с сухим хлебом, и мать посоветовала ему, когда он следующий раз пойдёт к озеру, взять с собой тойс, то есть сырое тесто.

На следующее утро, ещё задолго до того, как солнце появилось над вершинами гор, Гвин уже был у озера с тестом в руках, в тревоге ожидая, когда Леди Озера появится над водой. Солнце встало, его яркие лучи рассеяли туман, окутывавший высокие вершины вокруг озера, и оно поднялось высоко в небеса. Час за часом юноша смотрел на воду, но час за часом не видел ничего, кроме ряби, которую поднимал ветер, и солнечных зайчиков, которые танцевали на ней. Приближался вечер, и юношу охватило отчаяние; он уже был готов вернуться домой, когда, к его огромной радости, леди появилась над залитыми солнцем волнами. Она казалась ещё прекраснее, чем раньше, и Гвин, в восхищении от её красоты забыл все свои тщательно подготовленные речи и мог только протянуть руку, предлагая ей тесто. Она точно так же, покачав головой, отказалась от подарка, добавив: Ллайт ди вара, ти ни винна, то есть «С сырым караваем — тебя не выбираю».

И затем она исчезла под водой, но перед тем, как нырнуть под воду и пропасть, она улыбнулась юноше так мило и так любезно, что его сердце ещё больше наполнилось любовью. Когда он медленно и печально шёл домой, воспоминание о её улыбке утешало его и пробуждало надежду, что, когда она появится в следующий раз, она не отвергнет его дар. Он рассказал своей матери о том, что случилось, и она посоветовала ему, поскольку уж леди отказалась как от сухого, так и от непропечённого хлеба, следующий раз взять с собой хлеб, который испекли наполовину.

Той ночью он не заснул ни на секунду, и задолго до первых проблесков зари Гвин уже шёл по берегу озера с наполовину испечённым хлебом в руке, глядя на гладкую поверхность озера ещё с большим нетерпением, чем вчера.

Поднялось солнце, пошёл дождь, но юноша ничего не замечал — он, не отрываясь, смотрел на воду. День сменил утро, вечер сменил день — но глаза взволнованного наблюдателя так и не увидели ничего, кроме волн и тысяч и тысяч ямочек, которые оставлял на воде дождь.

Начала уже опускаться ночная тень, и Гвин уже собирался уходить в печали и разочаровании, когда, бросив последний прощальный взгляд на озеро, он увидел, как по его поверхности идут несколько коров. Увидев этих животных, он стал надеяться, что за ними последует Леди Озера, и, конечно, вскоре из воды появилась дева. Она казалась ещё милее, чем раньше, и Гвин прямо-таки обезумел от радости, увидев её. Его восторг разгорелся ещё больше, когда он увидел, что она приближается к земле, и он ринулся в воду ей навстречу, протягивая наполовину испечённый хлеб. Улыбаясь, она приняла его подарок и позволила вывести её на берег. Её красота ослепила его, и некоторое время он не мог ничего, как только смотреть на неё. И глядя на неё, он увидел, что туфля на её правой ноге завязана каким-то особым образом. Она так мило улыбалась ему, что, наконец, дар речи к нему вернулся, и он сказал:

— Леди, я люблю вас больше всего на свете, и хочу, чтобы вы стали моей женой.

Сначала она не соглашалась. Однако он молил и так серьёзно, что, наконец, она обещала стать его женой, но только при одном условии:

— Я выйду за тебя замуж, — сказала она, — и буду жить с тобой до тех пор, пока не получу от тебя три удара без вины — три эргид диахос. Когда ты нанесёшь мне третий удар без причины, я оставлю тебя навеки.

Он стал возражать и заявил, что скорее отрежет себе руки, чем употребит их на такое дело, как она внезапно убежала от него и нырнула в воду. Его горе и разочарование были так велики, что он решил покончить с собой, бросившись прямо в самые глубокие глубины озера. Гвин ринулся на вершину огромной скалы, нависавшей над волнами, и хотел уже прыгнуть, как услышал громкий голос, который сказал:

— Остановись, безрассудный юноша, и подойди сюда.

Он повернулся и увидел на берегу озера на некотором расстоянии от скалы седовласого старца величественного вида, которого сопровождали две девы. Трепеща от страха, Гвин спустился со скалы, и старец обратился к нему с успокаивающими словами:

— Смертный, ты желаешь взять в жёны одну из моих дочерей. Я соглашусь на этот союз, если ты покажешь мне ту, которую любишь.

Гвин смотрел на двух девушек, но они были настолько похожи друг на друга ростом, платьем и красой, что он не видел между ними ни малейшей разницы. Они так совершенно соответствовали друг другу, что, казалось, совершенно невозможно сказать, какая из них обещала быть его невестой, и сама мысль о том, что если он выберет не ту, то всё будет потеряно навеки, почти что довела его до безумия. Он хотел уже в отчаянии отказаться от этой задачи, как одна из девиц — очень тихо — выдвинула вперёд ножку. Это движение, хотя и совсем обычное, не ускользнуло от внимания юноши, и, посмотрев вниз, он увидел тот самый по особому завязанный шнурок, который ему уже случалось видеть на обуви девы, что приняла его полуиспечённый хлеб. Он вышел вперёд и смело взял её за руку.

— Ты выбрал верно, — сказал старец, — так будь же ей добрым и любящим мужем, и я дам за ней в приданое столько овец, коров, коз, свиней и лошадей, сколько она может пересчитать, не переводя дыхания. Однако помни: если ты нанесёшь ей три удара без причины, она вернётся ко мне.

Гвин ликовал, и снова начал протестовать: он-де скорее отрубит себе и руки и ноги, чем сотворит такое. Старец улыбнулся, и, повернувшись к своей дочери, попросил её отсчитать, сколько овец она хочет получить. Она начала считать пятёрками – раз, два три, четыре, пять, — раз два, три, четыре, пять, — раз два, три, четыре, пять, — столько раз, сколько смогла, пока не должна была перевести дыхание. В одно мгновение ровно столько овец, сколько она насчитала, вышли из воды. Тогда отец попросил её посчитать, сколько ей нужно коров. Раз, два три, четыре, пять, — раз два, три, четыре, пять, — раз два, три, четыре, пять, — так она считала, пока ей не пришлось снова перевести дыхание. И немедленно чёрные коровы, столько, сколько она насчитала, мыча, вышли из озера. Точно так же она посчитала и коз, и свиней, и лошадей, сколько хотела, и целые стада и тех, и других, и третьих встали рядом с овцами и коровами. Тогда старец и его вторая дочь исчезли.

Леди Озера и Гвин поженились при всеобщем ликовании. Они поселились на ферме под названием Эсгайр Ллайтди и прожили там много лет. Они были так счастливы, как только возможно, всё у них было благополучно, и родилось у них три сына.

Когда старшему сыну исполнилось семь лет, в округе стали праздновать свадьбу, на которую Нелверх — ибо так называла себя Леди Озера — и её муж получили особое приглашение. Когда пришёл назначенный день, они вышли из дома и пошли по полю, на котором паслось несколько принадлежавших им коней. Нелверх сказала, что расстояние для неё слишком велико, и она бы не хотела идти.

— Мы должны пойти, — сказал её муж, — и если ты не хочешь идти, ты можешь поехать на одной из этих лошадей. Поймай одну из них, покуда я схожу домой за седлом и уздечкой.

— Я так и сделаю, — сказала она. — И заодно принеси-ка мне мои перчатки. Я их забыла – они лежат на столе.

Гвин вернулся домой, и, когда он возвращался с седлом, уздечкой и перчатками, к своему удивлению, он обнаружил, что она не сдвинулась с того места, где он её оставил. Указывая на лошадей, он шутливо хлопнул её перчатками и сказал «Иди, иди (дос, дос)».

— Это — первый беспричинный удар, — сказала она со вздохом, и напомнила ему об условии, при котором она вышла за него — условии, которое он почти позабыл.

Много лет спустя оба они были на крещении. Когда все гости были полны веселья и радости, Нелверх внезапно разрыдалась и стала жалобно плакать. Гвин хлопнул её по плечу и спросил, отчего она плачет.

— Я плачу, — сказала она, — поскольку этот бедный, невинный ребёнок так слаб и хил, что не будет для него радости в этом мире. Боль и страдания будут наполнять все дни его краткого пребывания на земле, и в боли и муках уйдёт он из этой жизни. А ты, мой муж, нанёс мне второй удар без причины.

После этого Гвин день и ночь был начеку, стараясь не сделать ничего, что можно было бы счесть нарушением условий их брака. Он был так счастлив в своей любви к Нелверх и её детям, что знал — его сердце разорвётся, если из-за какой-то случайности он нанесёт последний и единственный удар, который отберёт у него его дорогую жену.

Некоторое время спустя, ребёнок, на крещении которого они были, после краткой жизни, наполненной болью и страданиями, действительно скончался в муках, как и предсказала Нелверх. Гвин и Леди Озера пришли на похороны, и среди всего этого траура и горя Нелверх весело рассмеялась. Все недоуменно уставились на неё. Ей муж был так потрясён её весельем по такому скорбному случаю, что коснулся её со словами:

— Замолчи, жена, почему же ты смеёшься?

— Я смеюсь, — ответила она, — поскольку бедное дитя, наконец, счастливо и свободно от боли и страданий.

Затем она встала и сказала:

— Последний удар нанесён. Прощай.

Она немедленно пошла к Эсгайр Ллайтди, и, прибыв домой, она созвала своих коров и весь другой скот, называя всех по имени. Так она обращалась к своим коровам:

Mu wlfrech, moelfrech,
Mu olfrech, gwynfrech,
Pedair cae tonn-frech,
Yr hen wynebwen,
A’r las Geigen,
Gyda’r tarw gwyn
O lys y Brenin,
A’r llo du bach,
Sydd ar y bach,
Dere dithe, yn iach adre!

Пеструшка моя пёстрая, Пеструшка ты безрогая,
Пеструшка ты рябая, Пеструшка белобокая,
Чернушки с поля — четверо,
Старушка беломордая,
Бык белый,
Гейген серая,
Из поля королевского,
И ты, телёнок чёрненький,
На гвоздике подвешенный,
Иди домой здоровенький!

Весь скот немедленно повиновался призыву своей хозяйки. И маленький чёрный телёночек, хотя его и забили, снова ожил, спустился с крюка и ушёл со всеми остальными коровами, овцами, козами, свиньями и конями по приказу Леди Озера.

Случилось это весной, и четыре вола пахали на одном из полей. Их она позвала:

Y pedwar eidion glas,
Sydd ar y ma’s,
Deuweh chwithe
Yn iach adre!

Четыре вола,
Бросайте поля,
Четвёрке серых
Домой пора!

И ушёл весь скот вместе с Дамой Озера через гору в то самое озеро, откуда они все пришли, и исчез под водой. Единственный след, что остался от них — это борозда, которую проделал плуг, что волы потянули за собой в озеро, и её можно увидеть и по сей день.

Сердце Гвина было разбито. Он, раздавленный горем, последовал за своей женой в озеро и положил конец своим несчастьям, бросившись в холодные глубины вод. Три сына обезумели от скорби, и чуть не последовали примеру своего отца; целыми днями бродили они вокруг озера, надеясь ещё хоть раз увидеть свою пропавшую мать. Наконец, их любовь была вознаграждена, ибо однажды внезапно перед ними появилась Нелверх.

Она сказала им, что их задачей на земле будет освобождать людей от несчастья и боли. Она отвела их в место, которое до сих пор называют Лекарской Лощиной (Пант-и-Метигон) и показала им, на что годятся разные растения и травы, что растут там, и научила их искусству целительства.

Материнское наставление обернулось во благо детям, и они стали самыми искусными врачами во всей стране. Рис Григ, повелитель замков Лландовери и Диневор, дал им титулы, земли и привилегии в Митвае, чтобы они могли содержать себя, употребляя своё искусство для лечения и пользы тех, кто придёт к ним за помощью. Врачи из Митвая славились по всему Уэльсу, и это искусство продолжало жить многие века среди их потомков.

Назад